Черный охотник [авторский сборнник] - Джеймс Кервуд

— Да, пожалуй, — согласился Давид, озадаченный странным оборотом разговора. — Он рассказывал мне, что на лодке забирался в глубь страны и скупал меха у индейцев оттава.

— Было бы чудесно иметь его с собой в лодке, — словно обращаясь к самому себе, продолжал Пьер Ганьон. — Как жаль, что такой человек должен пропадать здесь. Ты знаешь, что ждет его, если его найдут здесь, спрятанным у меня?

— Могу только догадываться, — ответил Давид.

— Мы все трое будем повешены. Таков закон. Можешь вообразить — Пьер Ганьон и лейтенант Давид Рок висят на Лобной площади в Нижнем городе. А Нанси Лобиньер и Анна Сен-Дени стоят и глядят на это зрелище. Но все же я надеюсь, что до того, как нас будут вешать…

— Да? — спросил Давид, видя, что его друг умолк.

— …до того произойдет еще много удивительных вещей, мой друг.

Пьер Ганьон повернулся к Давиду. На лице его уже не было прежней тревоги, напряжения и выражения безнадежности. Полный покой озарял его черты, и вместе с тем Давид заметил какое-то необычное для этого избалованного красавца выражение решимости.

— Если ты простишь меня, то я на время оставлю тебя, — сказал Пьер, и, когда он ушел, Давид подумал, что его друг спешит повидаться с Нанси.

Давид отправился в ближайшую харчевню и там достал кой-чего съестного для Карбанака. Повсюду вокруг себя он слышал разговоры об убийстве купца Николета.

Пока Карбанак ел, Давид успел поговорить с ним относительно пограничных лесов на реке Ришелье, и оказалось, что тому эта местность хорошо знакома. Покончив с едой, Карбанак снова спрятался в чулане. Давид взял в руки одну из книг Пьера, пытаясь заняться чтением, но как ни старался он отогнать навязчивые мысли, он ни на секунду не переставал думать об Анне.

Пьер вернулся довольно поздно, и вид у него был очень усталый.

— Ты видел Нанси? — первым делом спросил его Давид.

— Нет, я был страшно занят. Я приготовил маленький сюрприз для Нанси. Я убежден, что он понравится ей. Но пока что ты не должен меня расспрашивать.

Пьер сел за стол и принялся писать письмо. Давид глядел на него и думал, что его друг никогда не кончит писать. Было уже за полночь, когда они разошлись по своим комнатам и легли спать. Давид уснул, спрашивая себя, что они будут делать с Карбанаком.

Утром Давид оделся и стал дожидаться появления Пьера. Но тот не показывался. Тогда Давид отправился к нему в комнату и, к великому изумлению своему, обнаружил, что постель Пьера оставалась нетронутой, — было очевидно, что он не ложился в нее. Пьера самого тоже не было.

Давид отправился к чулану, в котором был спрятан Карбанак… Того тоже не оказалось.

Совершенно озадаченный, он вошел в гостиную, и там черный слуга подал ему письмо.

«Дорогой друг» — начиналось письмо Пьера, занявшее три полных страницы. И Давид узнал, что Пьер ушел, взяв Карбанака с собой, вычернив его предварительно «под негра».

«Ты можешь пользоваться моим домом, сколько тебе будет угодно, — читал он дальше. — Я никогда больше не вернусь. Если мне когда-нибудь случится быть в Квебеке, то лишь в качестве гостя. Я покидаю Квебек, не повидав Нанси, потому что в полной степени отдал себе отчет в том, каким ничтожеством я был до сих пор. Я был слеп, как крот, глуп и ни к чему не пригоден, и я не стою того, чтобы она обращала на меня хотя бы каплю внимания, — пока у меня не будет такая же талия, как у тебя, пока не закалятся мои мускулы, пока мое лицо не загорит, как у тебя. Я люблю Нанси всей любовью, на какую только я способен, и я стараюсь поверить тому, что ты говорил мне, — что она меня любит. Я поставил себе целью организовать отряд независимых воинов на реке Ришелье, чтобы быть готовым принять участие в великой борьбе, которая уже не за горами. И в этой борьбе я надеюсь завоевать уважение Нанси. Как я ей благодарен за то, что она сумела разбудить во мне уснувшее достоинство!»

Давид Рок долго сидел и с наслаждением снова и снова перечитывал письмо. Слова Пьера влили еще больше решимости в его собственную душу. Он принял твердое решение — такое же твердое, как решение Пьера. Он останется здесь и до последней капли крови будет защищать свою Анну. Чем ближе она будет к Биго, чем теснее он, Давид, окажется затянутым в сети, которые раскинул интендант, тем больше сведений будет он получать.

О том, что ему лично могла грозить опасность, юноша и не задумывался.

Вернувшись домой после завтрака в кофейне неподалеку от дома Ганьона, Давид, в ожидании капитана Робино, первым делом написал Пьеру подробное письмо. Он не упоминал, конечно, в письме про Карбанака, но о своих намерениях писал подробно, как и о многих других вещах, которые он подозревал и в которых был уверен.

Робино явился ровно в десять и до часу проводил первый урок военного обучения. После перерыва на завтрак он занимался с ним фехтованием. Робино был неумолим в своих требованиях, и все в нем выдавало человека, чрезвычайно бережно относящегося к своим обязанностям. Он все больше и больше нравился Давиду, который между прочим спросил его, не знает ли он, как отправить возможно скорее письмо в Ришелье. Робино ответил, что вечером отправляется почта, и он позаботится о том, чтобы письмо Давида пошло по назначению.

Несколько часов спустя Биго читал это письмо. Оно доставило огромное удовлетворение интенданту, и тот горячо благодарил капитана Робино, который принес ему это письмо. Интендант приказал снять копию, а оригинал снова запечатать и отправить по назначению.

— Даже такая мелочь, как это письмо, капитан, — сказал Биго, покончив с этим делом, — в значительной степени облегчает ваши обязательства по отношению ко мне.

Робино ничего не ответил и лишь холодно поклонился.

В течение всего дня Давид нетерпеливо дожидался какой-нибудь весточки от Анны, но весточка не приходила. Зато ему принесли письмо от Нанси, веселой и счастливой Нанси, в котором та сообщала, что получила подробное письмо от Пьера и очень просит Давида прийти поужинать вместе с ней и ее отцом.

Давид не задумываясь принял приглашение. Его встретила Нанси, сияющая и радостная. Ее голос слегка дрожал, когда речь заходила о Пьере Ганьоне. Она очень боялась, как бы Пьер не забрел слишком далеко в земли индейцев.

Взяв с нее слово никогда не рассказывать об этом Пьеру, Давид дал ей прочесть письмо, которое последний оставил ему перед отъездом.

Слезы выступили на глазах Нанси, когда она кончила читать.

— Милый Пьер, — прошептала она. — Пройдет много времени, раньше чем я его снова увижу, и все же я рада, что он уехал.

Мсье Лобиньер, который предпочитал, чтобы люди забывали о его баронском титуле, принял Давида как родного сына и также как равного. Этот высокий, красивый джентльмен, глава Общества Честных Людей, предки которого начали строительство Новой Франции под предводительством славного Талона, произвел на Давида более глубокое впечатление, чем кто-либо до сих пор. Между ним и старым джентльменом тотчас же возникло чувство доверия и взаимного уважения. Давид стал рассказывать ему про Ришелье, про земли, лежащие на юге, про английские форты, про индейцев, а мсье Лобиньер упивался каждым словом молодого охотника. А затем он в свою очередь принялся рассказывать Давиду про Квебек, правительство, политику, о слабых сторонах города и о тех людях, которые навлекают на Новую Францию опасность.